Форум города ПЕТУШКИ

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Форум города ПЕТУШКИ » О городе Петушки » Рассказы земляков. В плену


Рассказы земляков. В плену

Сообщений 1 страница 7 из 7

1

В преддверии каждого Дня Победы мы с трепетом вспоминаем те страшные военные годы и людей, которые изо всех сил приближали это великое событие.
   В нашем посёлке Берёзка Петушинского района жил всего один ветеран Великой Отечественной войны – это Юрий Иванович Егоров. И сегодня речь пойдёт о нём, о жизни простого рядового в суровые военные годы. В своём рассказе я буду опираться на воспоминания самого Юрия Ивановича, любезно предоставленные мне его любящей дочерью Татьяной Юрьевной Чачковой.
  Отец его, родом из Петушков, был сапожным ремесленником, участвовал в гражданской войне, а дед - из села Караваево Петушинского района.
    Родился Юрий в 1923 году в г. Чимкент в Средней Азии. Детей в семье было пятеро - четверо сыновей и дочка. Позже отец вернулся в Петушки, где в 1939 году Юра окончил семилетку и устроился на фабрику «Катушка» помощником мастера.
     В июне 1941 года он учился в школе поммастеров. Фабрика, на которой он работал, стала строить новый стадион в городе. 22 июня в солнечный тёплый день он с другими ребятами обустраивал стадион, сажая берёзки, и вдруг все услышали объявление, что началась война.
   Из воспоминаний: «А все ведь патриоты были. Война, война… А мы - мальчишки и девчонки молодые… Стали собирать ополчение. А раньше-то ведь Петушинский район был в Московской области. Нас собрали в школе № 1 в Петушках. Начали формировать и отправлять в Москву».
   Когда началась война, ему было 17 лет, но благодаря высокому росту - под 2 метра - в армию его взяли без особых разговоров, и он попал в 17 дивизию народного ополчения. «Там были врачи, инженеры - все патриоты. Необученные, ружья не видали до войны. Бутылки нам дали с зажигательной смесью, дали по селёдке, по банке консервов. Штабы собирали, лошадей. Ни разу не стрельнул на учебке.
   Двинули нас под Спас-Деменск. Встали мы в поле южнее Варшавского шоссе». Война началась активным агрессивным вторжением противника, немцы во всеоружии подошли к Вязьме, и наши солдаты попали в окружение. Тогда, в том сражении погибли около 850 петушинских ополченцев, из которых у примерно 800 погибших нет даже могил. «Нас окружили и постоянно бомбили. Кухни полевой не было, есть нечего. Немец бомбы бросал на нас, а мы спасались, кто как мог. Была большая суматоха, части перегруппировали, штабы, лошади метались. Я был сначала с группой солдат из Москвы. Винтовка одна на несколько человек, мы в плотном окружении, командиров нет, куда идти - не знаем. Не помню уже, как я остался один в лесу. Две ночи переночевал на земле в лесу, заблудился, вышел к какой-то деревне, а там немцы. Везде были немцы. Так я попал в плен».
    В те дни ещё 154 человека, как и Егоров, оказались в плену, из них 120 человек умерли в невыносимо тяжёлых условиях. «Согнали нас, пленных, в Смоленске, и давай отправлять. Погрузили нас в вагоны и отправили в Польшу, в город Замбров. Кормежки никакой, давали только ковш баланды. Вши заели, очень много больных было. Каждый день увозили две телеги мертвых и закапывали их где-то за городом. Я, Сергей Чачин (из Борщевни) и Владимир Морозов (из Петушков) были там все вместе. Затем часть живых, что остались, погрузили в вагоны и отвезли нас в Германию, в город Истенбург».
   В плену Юрий Иванович после болезни попал в рабство к зажиточному фермеру на сельхозработы, что спасло ему жизнь. Труд там был тяжёлый, жили пленные за решёткой, охранялись часовым. «На ночь с нас снимали всю одежду, клали ее в мешок, мешок забирали и запирали нас. Так что особенно-то не сбежишь…
https://i.imgur.com/f6ii1ctm.jpg

     Наступило лето 1944 года. И тут нас трое из двенадцати находившихся на работе у немца пленных, в том числе и я, решили бежать. Мы сломали дверь и через чердак удрали. Заранее прихватили с собой по куску сала. Ночь ли, вторую бежали без остановок по лесам. Мы почти пробежали всю Германию и Польшу, вышли уже почти к линии фронта, до своих оставалось совсем чуть-чуть. И тут нам не повезло. Поймали нас прямо на линии обороны немцев. Мы были почти что голые, ничего у нас нет, голодные, уставшие. Забрали нас в Истенбург назад», – вспоминал Юрий Иванович.
    Судьба вновь была благосклонна к нему - его не расстреляли за побег, месяц он просидел в карцере, в одиночной камере. «И надо же такому случиться, что этот же самый помещик, от которого мы сбежали, взял нас опять к себе. Ему были нужны работники на ферме…».
   Но вскоре Юрий решился бежать из рабства второй раз. Наши войска были уже недалеко, и на этот раз побег был удачным - добежав до линии фронта, он попал, наконец, к своим. «Далее пошли допросы, расспросы, как в плен попал. Потом призвали меня заново в ряды армии, оставили при особом отделе. Шло наступление. Я воевал во 2-й роте автоматчиков, 2-го батальона, 147-го стрелкового полка. Наш полк (а это 3-й Белорусский фронт) кинули на штурм Кенигсберга. Мы садились на танки, подъезжали к немецкой обороне на броне и спрыгивали на землю, вступали в бой.
   Во время одной из атак 21 марта 1945 года я был тяжело ранен в голову. Не было бы на мне каски - не было бы меня теперь в живых. Была бы верная смерть. Когда шли в атаку, рядом со мной раздался взрыв, осколок попал в голову, мне выбило правый глаз, порвало ухо. Так я на всю жизнь остался без глаза, вот хожу с искусственным. Меня забинтовали и привезли на самолете в госпиталь в Каунас, в Литву.
    9 мая, День Победы я встретил в Каунасе. Слышим, вдруг начали стрелять на улице, мы сначала подумали, не прорвались ли это немцы, сестры забегали. И тут говорят: война кончилась. Радость большая».
   После госпиталя Юрий Иванович хотя и без одного глаза, но всё же продолжил службу в прифронтовом 309 ветеринарном лазарете в Германии. «Мы собирали раненых лошадей, осколки вынимали, коров лечили и отправляли в Россию».
    Затем он попал в Монголию и в Манчьжурию. Началась война с Японией, и 309 ветеринарный лазарет оказался в составе Забайкальского фронта. «Меня сделали каптенармусом. Раненых лошадей мы лечили. Овец у нас было много, свою отару держали. Жили в землянках.
   Кончилась война и с японцами. Получили мы медали «За победу над Германией» и «За победу над Японией». Начали нас расформировывать, меня направили в г. Читу в ветлазарет, где я научился ветеринарному делу, получил специальность кузнец - ковальщик лошадей. Я полюбил животных, особенно лошадей».
    Юрий Иванович скучал по родным местам, и поэтому в 1947 году вернулся в г. Петушки, домой. Стал работать весовщиком в пакгаузе на железной дороге. Но эта работа была ему не по душе, и он захотел получить новую специальность. Сначала хотел поступить в ветеринарный техникум во Владимире, но там уже был перебор студентов. Тогда его приняли в Суздальский сельскохозяйственный техникум, там он получил специальность техника-механика. По распределению вернулся в Петушки и работал на машинно-тракторной станции, впоследствии - «Сельхозтехнике», трудился там в течение двадцати лет, а с 1970 года работал дизелистом в радиоцентре ИТАР - ТАСС.
    За боевые заслуги в двух войнах Юрий Иванович Егоров был награждён орденом Отечественной войны 1-ой степени, медалями «За отвагу», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.», «За победу над Японией», медалью Жукова и другими наградами.
  Трое братьев Юрия Ивановича так же, как и он, ушли на фронт. Один погиб от ран, защищая Белоруссию, а двое других вернулись с войны живыми. Судьба подарила Юрию Ивановичу Егорову долгую, сложную, но интересную жизнь, в которой он смог и Родине послужить, и семью крепкую создать.
https://i.imgur.com/hgueXY7m.jpg

    Он умер на 94-м году жизни в 2016 году. Его проводили как последнего петушинского ополченца, трудолюбивого и ответственного работника, уважаемого человека и заботливого семьянина.
   Сегодня я кратко познакомила вас с судьбой нашего земляка, простого русского человека, который, родившись и живя в тяжёлые годы, сумел выжить и пронести через всю свою жизнь память о войне, делясь своими воспоминаниями со школьниками, со всеми, кто хотел узнать правду о том суровом времени. И мы будем помнить о подвиге всех тех, кто защищал нашу Родину.

М. СЕРГЕЕВА,
директор СДК пос. Берёзка

0

2

Егор Максимович Гаврилюк родился в 1902 году в деревне Шахово Одоевского района Тульской области. В 1936-м семья переехала в деревню Молодилово нашего района, позднее выстроила свой дом в Петушках на улице 1 Мая.
   Егор Максимович работал в милиции извозчиком.
  В 1941 году был призван Петушинским райвоенкоматом в 17-ю Московскую стрелковую дивизию народного ополчения Москворецкого района.
  Письмо с фронта
«Здравствуйте, мои родные. Кланяется вам ваш Егор Максимович. Желаю всем от Господа Бога доброго здоровья и всего хорошего.
   Дорогая супруга Настя и милые мои детки, спешу сообщить, что я пока жив и здоров. Милые мои, родные, сообщаю вам, хотя в кратце, о своей жизни. Мне пришлось побывать 35 дней в плену у паразитов. Бежал я из г. Минска от лютого злодея; бежал с поезда 14 ноября и пришёл в Татеву 3-го декабря. В Татеве я был до 9-го декабря, жил у Михаила Захаровича; он меня принял как родного сына. На дорогу напёк пирогов, насушил сухарей и дал 20 рублей. Кума Манька выстирала моё бельё – стал чистым и без паразитов.
  Родные мои! Благодарю вас, что вы молите Бога обо мне. Милые мои, я пока себя чувствую хорошо. Господь дал мне силы уйти от этого змея, а то бы меня давно на свете не было. Голод и холод загнали бы меня в могилу, но Господь Бог не допустил, и я пока жив…  В окружение мы попали 3-го октября, шесть дней ходили – хотели прорваться. Но 9-го нас забрал немец. Передайте привет родной матери, Настасье Павловне. Приветы Арзамасовым, Позняковым, Камкову, Арсению Ивановичу Данилову и всем родными и знакомым.»

Последнее письмо.
«Здравствуйте, мои родные! Кланяюсь моей любимой супруге Насте и желаю доброго здоровья и всего хорошего. Ещё кланяюсь мамаше и также желаю всего хорошего. Ещё кланяюсь своим любимым деткам Коле, Дусе, Серёже и Нюрочке. Слушайтесь свою мать, милые мои дети. Я хочу вам сказать: любите друг друга и уважайте. Это будет хорошо, с одной стороны, для вас самих, а с другой стороны- для вашей матери. И этим вы улучшите в дальнейшем свою жизнь.
Вот, милые дети, вам мой совет. Милая и дорогая моя Настя, уже несколько писем послал я тебе из Мурома, отправил и телеграмму. Я ошибся, рассчитывая, что мы уедем числа 13 или 14-го. Пока Господь Бог хочет, чтобы я остался в Муроме. Милая моя Настя, здесь очень много наших тульских и даже есть ребята… Пока до свидания. Остаюсь жив, здоров, слава Господу Богу. Того и вам желаю. Заочно целую всех вас.»
    В войну оставшиеся в тылу жили ожиданием писем с фронта. Нашего почтальона Лену детвора ожидала на пригорке. Не всегда вести были радостными. Помню, как сидя на лавке у дома, навзрыд плакала получившая «похоронку» тётя Аня и, испуганно глядя на мать и тесно к ней прижавшись, плакали три её маленькие дочки. Самая старшая из них была моей подругой. Потом я узнала, что их отец сгорел в танке.
   В семье Егора Максимовича было четверо детей. Все тяготы военной жизни легли на плечи мамы и бабушки, которые шили, вязали, вышивали и вещи потом меняли на продукты питания. Мама полностью занималась хозяйством, так как у них была корова- их основная кормилица. Младшая дочка Анна в 1941 году пошла в школу.  Она утверждает, что якобы было от отца ещё одно письмо, в котором он писал ей: «Дочка, берегите письма, я приеду и мы их вместе прочитаем». Но это письмо не сохранилось. Связь с отцом была прервана со 2-го июня 1942 года.
А через некоторое время пришло сообщение, что Егор Максимович Гаврилюк пропал без вести.

М. Ляпакина, г. Петушки

P.s.
https://dzen.ru/video/watch/6461c1bf42a … _site=mail

0

3

Более 500 петушинских ополченцев погибли при защите Москвы в октябре 1941 года, из них более 60 человек были взяты в плен и погибли в концентрационных лагерях – фашистских «лагерях смерти».
В советское время к военнослужащим, попавшим в плен, относились негативно, как к предателям, изменившим присяге. Рисовался образ бойца, бросившего оружие и с поднятыми вверх руками переходившим на сторону врага. Такое тоже было – из таких предателей формировались «власовские части». Но это было не массово, а лишь в единичных случаях. Совершенно иначе нужно рассматривать пленение ополченцев, произошедшее в битве под Москвой. Ведя бои в окружении, при огромном превосходстве врага, не имея достаточных средств борьбы с танками, часто оставшись без командиров, которые были ранены или убиты, солдаты терялись. Всё это оказывало на них ошеломляющее, деморализующее воздействие. Часто до предела изнурённые голодом, холодом и другими лишениями, они психологически надламывались и в таком состянии лего попадали в плен к врагу.
    Нельзя отрицать, что этот фактор влиял на пленение части ополченцев, но он не был решающим. Обоснован вывод, что в тех условиях героического сопротивления наших частей иного выхода, кроме как смерть или плен, просто не было. Но держались до последнего, они не выбирали один из этих путей: его выбирала судьба. Поэтому является оправданным определение – героически пал в бою; героически сражаясь, попал в плен. Так, ополченец А.А. Савосин попал в плен, будучи раненым.  Ополченцы-артиллеристы Елисеев и Киселёв были пленены, когда 3 октября несколько десятков танков прорвались в тыл 17-й дивизии, подавив все орудия нашей батареи.
  Самые тяжёлые бои дивизии пришлись на 4 октября, когда до 70 танков и 200 автомашин с пехотой противника прорвались в наш тыл. Разрозненные группы бойцов, которые хотя и оборонялись до последнего, были пленены. При выходе из окружения, в ночных боях уничтожив до 12 танков и много пехоты, постоянно атакуемые противником, остатки дивизии отрядами до 200 человек отходили к Вязьме. В полном окружении в районе Дорогобужа 8 октября были взяты в плен бойцы 7-ой дивизии.
   Для уничтожения целых народов, прежде всего- славянских, фашисты создали 15 основных конц. лагерей – «фабрик смерти». Кроме основных, было более тысячи филиалов-шталагов. В частности, в Белоруссии было 260 шталагов. Всего через лагеря прошли около 18 миллионов человек, из которых погибли почти 11 миллионов. На Нюрбергском процессе фашистский генерал-полковник Иодль заявил в своё оправдание: «Окружённые русские армии оказывали фантастическое сопротивление, несмотря на то, что в последние 8-10 дней они были лишены снабжения и питались уорой и корнями деревьев, и попали в плен в таком истощённом состоянии, что едва могли передвигаться. В этом мол и кроется причина того, почему большая часть людей, взятых в плен под Вязьмой, умерли». Но это не совсем так. Стремясь к массовому уничтожению военно пленных, фашисты обрекали их на вымирание от голода, тифа, дизентерии, не оказывали им никакой медицинской помощи. По данным немецкого командования, к концу 1944 года было уничтожено около 3.3 миллиона военнопленных.
https://i.imgur.com/EyjZHGMm.jpg

  Одну из историй про плен читайте в  рассказе Михаила Шолохова «Судьба человека»  https://azbyka.ru/fiction/sudba-chelove … -sholohov/  или фильме https://ok.ru/video/2178621510036
  Немногие смогли выдержать суровый режим, муки и истязания, болезни, холод и голод более двух месяцев…
  У каждого из пленённых ополченцев трагическая судьба, но считать их «умершими в плену» нельзя – это не отражает их подвига. Поэтому для нас они «погибли в плену», до последнего дыхания оставаясь солдатами, преданными своей Родине.
А. В. ГАВРИЛОВ,
ветеран войны, г. Петушки
https://i.imgur.com/c6XzYXom.jpg

P.S.1
   С чувством огромной ответственности взялась за перо, прочитав очерк А. В. Гаврилова «Героический плен». Больно, горько читать проникновенные строки о страшной войне, которая унесла многие жизни. Но это нужно знать, знать поименно всех, кто, не жалея жизни, спас нас, ныне живущих, от фашистской чумы.
  Хочу рассказать об ополченце деревни Борщевня - Комарове Иване Георгиевиче. Он попал в плен в боях под Вязьмой и погиб в шталаге в Германии.
   Иван Георгиевич Комаров был нашим соседом слева. Я его запомнила высоким, плотным, белолицым и сероглазым. Это был русский богатырь, о таких говорят «косая сажень в плечах». Жена его, Татьяна Ивановна, была худенькая, высокая, всегда веселая, добрая.
   Иван Георгиевич ушел в ополчение от двоих детей. Антонине, старшей дочери, было четыре с половиной года, как и мне. Мы с ней дружили до конца ее дней. Сыну Виктору в начале войны было два года. Третьим ребенком Татьяна Ивановна была беременна. Зоя, младшая дочь, родилась уже без отца, в 1942 году.
https://i.imgur.com/5xZdtzbm.jpg

  Виктор дружил с моим братом Сашей. В общем, дружили наши родители, дружили и дружим до сих пор мы, их дети, дружат наши дети и наши внуки. Мы были близкими соседями: играли вместе, горевали вместе, радовались тоже вместе…
Н. МАРТОВИЦКАЯ. г. Петушки, 2011г.

P.S.2
   В одном из эпизодов фильма «Они сражались за Родину». https://ok.ru/video/1178273778373
зрители видят хирурга, роль которого исполняет фронтовик Иннокентий Смоктуновский. Родственники Иннокентия были репрессированы, а сам Иннокентий в январе 1943 года был призван в армию и направлен в Киевское пехотное училище, находившееся в то время в Ачинске. В августе того же года за то, что в учебное время собирал оставшуюся в поле картошку, за что с него сорвали курсантские погоны и отправили на фронт в срочном порядке без присвоения офицерского звания, рядовым, на пополнение 75-ой гвардейской стрелковой дивизии.
   «Я ни разу не был ранен. Честное слово, самому странно — два года настоящей страшной фронтовой жизни: стоял под дулами немецких автоматов, дрался в окружении, бежал из плена… А вот ранен не был. Землей при бомбежке меня, правда, как-то засыпало — да так, что из торфа одни ботинки с обмотками торчали.»
В декабре 1943 года под Киевом попал в плен, месяц провёл в лагерях для военнопленных.
«7 января 1944 года мне посчастливилось бежать, когда нас гнали в лагерь. Был и другой выход — желающим предлагали службу в РОА…(«власовцы»). Но меня он не устроил. Меня, восемнадцатилетнего, измученного мальчишку, вёл инстинкт самосохранения. Я выведывал у крестьян, где побольше лесов и болот, где меньше шоссейных дорог, и шёл туда. Фашистам там нечего было делать в отличие от партизан. Так добрёл до посёлка Дмитровка… Постучался в ближайшую дверь, и мне открыли. Я сделал шаг, попытался что-то сказать и впал в полузабытье. Меня подняли, отнесли на кровать, накормили, вымыли в бане. Меня мыли несколько украинских девушек — и уж как они хохотали! А я живой скелет, с присохшим к позвоночнику животом, торчащими рёбрами».
  В том же доме Иннокентий познакомился с заместителем командира партизанского отряда Каменец-Подольского соединения, в который и вступил в феврале 1944 года. А в мае партизанский отряд объединился с 318-м гвардейским стрелковым полком, в составе которого Иннокентий принимал участие в освобождении Варшавы. Войну закончил в немецком городе Гревесмюлен. Награждён дважды медалью «За отвагу» (награда приравнена к Георгиевскому кресту, т.е. подвиг с риском для личной жизни).
   Хотя Смоктуновский бежал из немецкого плена, сам факт пребывания в плену отозвался в послевоенные годы: как «неблагонадёжный», он получил «минус 39» — запрет на проживание в 39 крупнейших городах.
   В 1946—1951 годах выступал на сцене 2-го Заполярного театра драмы в Норильске, в котором служили преимущественно заключённые Норильлага, в том числе будущий знаменитый актёр Георгий Жжёнов, реабилитированный в 1955 году - https://ok.ru/video/908172790418   и   https://ok.ru/video/1219067579077 
https://ru.wikipedia.org/wiki/Жжёнов,_Георгий_Степанович
В начале 1955 года Иннокентию Смоктуновскому разрешили перебраться в Москву и со временем стал любимым артистом СССР.   https://ru.wikipedia.org/wiki/Смоктуновский,_Иннокентий_Михайлович

0

4

Начало войны застало Евгения Николаевича Невесского в Крыму. Будучи студентом 2 курса Московского геологоразведочного института, он проходил практику под Бахчисараем, на геологическом полигоне своего вуза.
    Работа продолжилась и после 22 июня. Начало войны хоть и было воспринято практикантами настороженно, но все считали: агрессоры получат жёсткий отпор.
   Сводки, однако, становились всё более тревожными. Поэтому практика была свёрнута. Студенты и преподаватели уехали на поезде в Москву.
   В институт однажды пришёл военный и стал записывать всех желающих в народное ополчение. Настроение было приподнятым. «Прямо как в 1812 году», – пошутил кто-то.
    Невесский тоже записался. Новоиспечённым ополченцам было объявлено, что они будут служить сапёрами, и приказано приходить завтра в 7 утра к такому-то адресу, с «мыльно-рыльными» принадлежностями.
Тяжёлый разговор ждал Евгения дома. «Какое ополчение? – ужасалась мама, – ведь ты не военнообязанный…»
   Сооружали лесные завалы, которые, как полагали, должны были как-то задержать немецкие танки. Строили плотину на реке, чтоб поднявшийся уровень воды стал препятствием для вражеского наступления. Все были в недоумении: эти завалы и плотины ведь можно было и обойти. Но послушно работали.
    Иногда случались налёты немецкой авиации, но все благополучно прятались от них в свежевырытых окопах.
    Ополченцы работали и не знали, что немецкие войска уже прорвали фронт, и в котле оказалась крупная группировка наших войск. В том числе и Резервный фронт, на котором они трудились.   
( См. рассказы    Рассказы земляков. Ополчение )
   В начале октября пришёл запоздалый приказ об отступлении. На третий или четвертый день марша обоз ополченцев обстреляли. Они шли по дороге, выходили из леса. Впереди что-то дымило. Внезапно открылась излучина небольшой речки и несколько изб на берегу. Одна из них горела. Появились две женщины и девочка. Задыхаясь и причитая, они указывали куда-то и кричали: «Немцы! Немцы! В соседней деревне уже!»
  И тут же возник странный шорох, шелест, вдруг переросший в пронзительный нарастающий вой, и – звонкий и резкий удар. На берегу реки блеснуло неяркое пламя взрыва. И опять – звуки, и удары. Лошади обоза рванулись вперёд, перескочили мост и вышли из-под обстрела.
  По мере сжатия кольца окружения, организационная структура в войсках терялась. В общем потоке шли и солдаты разбитых частей, и сохранявшие организацию подразделения.
   Частые обстрелы, бомбёжки, непрерывность движения при почти полном отсутствии питания и отдыха, под дождем и мокрым снегом, усложняли обстановку. Но масса вооружённых людей упорно шла на восток. Там, где этот «железный поток» соприкасался с немцами, вспыхивали ожесточённые бои.
   «Железный поток» не хотел ни умирать, ни сдаваться.
   У очередного моста, где всё было запружено людьми и повозками до предела, за леском, что подступал к реке с той стороны, вдруг взвились три красные ракеты. И тут же по этому скопищу людей ударила немецкая артиллерия.
   Невесский получил несколько осколочных ранений в плечо, был контужен и потерял сознание. Очнулся – вокруг уже немецкая речь. Солдат поднимал и поддерживал его, шепча: «Вставай, браток: пристрелят, если не встанешь». Подошёл немец. Обыскал. Нож, футляр с очками, кошелёк – отнял. Резкий толчок в спину – и Евгений оказался в быстро растущей толпе наших обезоруженных солдат.
   Юная медсестра, попавшая в плен вместе с ними, перевязала его и других раненых. Девушка, даже ещё девочка – среди толпы измученных людей. Потом был «марш смерти» до временного лагеря военнопленных. Надо идти. Иначе смерть.
    Проходили через деревни. Женщины, причитая, со слезами на глазах, подбегали к пленным, совали им хлеб, картошку, сухари. Немцы отгоняли их окриками и выстрелами в воздух.
    Лагерь в Дорогобуже Смоленской области. Тут немцы дали пленным по кружке крупы. Старый солдат, который с симпатией отнёсся к студенту, изложил ему дальнейшие перспективы:
«Я был в плену у немцев в Первую мировую. Кормить будут очень скудно – только чтоб не погибли те, кто физически здоровый. Потом выживших погонят в Германию или заставят здесь работать. Кормить начнут чуть получше, но всё равно очень плохо: чтоб только сил хватало работать и не умирать. Вот так, студент. Дело наше гиблое. Сам видел, что такое немцы».
   Потом старый солдат шёпотом сказал, что ещё можно убежать. Сейчас. Потом будет сложнее.
«Я здесь приглядел одно место... Пойдешь со мной? – Пойду».
   Временный лагерь примыкал к огородам на берегу Днепра. Там был разрушенный деревянный мост. Перед рассветом, когда ещё было темно, но уже можно было разглядеть всё вокруг, они вдвоём прокрались через эти огороды и перебрались по остаткам моста на ту сторону. Шли лесами, ночевали там же. Потом решились зайти в какую-то деревеньку. Немцев там не было. Их приютила одна женщина.
«Это было как пробуждение от кошмарного сна – сидеть в тепле и есть щи, жареную картошку»,– вспоминает Евгений Николаевич.
    Когда переночевали и собирались уходить – хозяйка вышла в сени, а солдат вдруг сказал:
«Вот что, студент, придётся тебе дальше идти одному. Хозяйка оставляет меня на несколько дней... Двоих она не может, а мне разрешила, так что уж ты извини...»
    Дальше Евгений пошёл один. Ночевал в кустах, в стогах, иногда в деревнях. А бывало и так: только в деревню заходить – выбегает женщина, машет руками и кричит каким-то свистящим шёпотом:
«Уходи! Уходи скорее!.. Немцы у нас!»

   На лесной просеке всё же попался… «Рус! Хенде!» «Партизан?» – «Найн». «Зольдат? Зольдат?..»
   Снова в толпе пленных, потом – снова «марш смерти». На этот раз Евгений бежал прямо из колонны, когда она пошла по узкой лесной дороге.
«Решение созрело мгновенно, как удар. Бросился вбок и побежал через мелколесье. Сзади по мне стреляли, но не попали. Ушёл».
   Правда, ненадолго: через несколько часов напоролся на другую группу немцев, и снова попался. В толпе других пленных его пригнали в Дулаг-184  https://www.vyazmanews.net/best/3087-me … yazma.html , находившийся в корпусах недостроенного мясокомбината в Вязьме. Раз в день давали четверть половника жидкой пшённой каши – и всё.
    Впоследствии Евгений Николаевич удивлялся: как они могли всё это вынести? Как вообще человек может выносить такие условия существования?
   Многие и не выдерживали: каждое утро умерших оттаскивали в находившийся рядом котлован. Невесский, как «ходячий» раненый, работал санитаром в лазарете, организованном в лагере нашими пленными военврачами.
   Через несколько дней после Нового 1942-го года немцы через переводчика объявили: сегодня все пленные будут отправлены на работы в Германию. Однако на ж/д станции сразу всех загрузить в эшелон не получилось. Не поместившихся погнали назад в лагерь.
   Но перед этим возникла небольшая заминка, которой Невесский и воспользовался. Он снова утёк, спрятался за вагоны. Стоял сильный мороз, немцы попрятались по домам, а конвоиры были все замёрзшие и заторможенные.
   Невесского приютила семья железнодорожников, в своей убогой хибаре. Хозяйка, и трое детей: парнишка лет 15-ти, и двое меньших. Старший сын и муж – на фронте. Железную печку топили мелкой трухой из угля, которую вся семья собирала на ж/д путях. Питались картошкой, доставаемой из подпола.
  Хозяйка взяла шинель Невесского и выменяла её где-то у соседей на старый рваный полушубок: «В шинели-то тебя быстро приметят».
   Он отдохнул и отогрелся несколько дней, и пошёл дальше. Снова попался, в вечерних сумерках. Но на этот раз удачно – каким-то пожилым и вялым немецким солдатам, ошалевшим от мороза.
«Партизан?» – «Найн, их бин фельдшер фром Вязьма госпиталь, – при этом показал свою повязку санитара с красным крестом, – русиш кранх найн брод – унд их ком фром брод».
   Это объяснение их удовлетворило. Они завели его в избу, где квартировали сами. «Матка!   Эссен!» – показывая на Невесского. Хозяйка дала ему варёной картошки.
  Как поел – пожилой немец-ефрейтор указал ему на угол избы у двери: «Шляфен!» – и, прижав ладонь к щеке, склонил голову на бок. Евгений лёг и уснул, пригревшись в тепле.
   Утром немец вновь велел хозяйке накормить Невесского. Хозяйка молча дала ему картошки, он съел и поблагодарил. «Их ком нах Вязьма?» – спросил у ефрейтора. «Я, я, ком, ком».
  Невесский всё же вышел к своим. Помнит, как пытался поцеловать первого попавшегося советского солдата в холодную небритую щёку, а тот, смеясь, отстранялся от него.
   Евгений оказался в лесном лагере, окружённом колючей проволокой. Здесь собирали бывших пленных, сколачивали их них отделения, взводы, роты. Во главе этих новых формирований становились совсем молодые офицеры – выпускники военных училищ.
   Пошла изнурительная военная учёба, как с новобранцами Кормёжка была слабая, но, разумеется, гораздо лучше, чем в лагере у немцев. Бывшие пленные находились на особом положении. Их охраняли, за ними присматривали. Кое-кто употреблял слово «штрафники». Но никто из командиров так их не называл.
   Евгений отправил письмо в Москву и, как подарок судьбы, получил ответ. Мать была рада, что он нашёлся после почти двухлетнего перерыва, и обещала в ближайшее время прислать ему сильные очки. И действительно, через некоторое время пришла бандероль с очками. Невесский снова обрёл глаза.
   Приходилось ходить в атаки, в которых гибло огромное количество людей. Короткая артподготовка – и вперёд.
«Труднее всего было миновать бруствер, перешагнуть через этот страшный барьер, за которым словно выл ураганный ветер, и пойти ему навстречу, не будучи ничем защищенным. Но мы бежали, согнувшись, вперёд, залегали и вскакивали».
  Однажды было объявлено: сейчас пойдут немецкие танки. Всем раздали бутылки с горючей смесью. Все разложили их на бруствере и напряжённо ждали. Но танки противника пошли в другом месте.
   Потом, после очередной атаки, которая привела к прорыву вражеского фронта, сильно поредевшие ряды «штрафников» выстроили и объявили:
«Отныне вы равноправные красноармейцы, будете распределены по разным фронтовым частям. За прошедшие бои на всех посланы наградные листы по инстанциям».
   Невесский по распределению попал в роту тяжёлых минометов и, как новичок, исполнял там всякую подсобную работу. Коллектив был дружный, сплочённый. Бойцы добродушно подтрунивали над «студентом» – над его очками, «учёностью», интеллигентной манерой выражаться и неумением ловко обходиться с тяжёлыми минами.
    Потом он попал в новое формирование: в преддверии наступлении создавались особые трофейные команды. Они продвигались вслед за наступающими частями, и собирали, переписывали и складировали трофейное оружие, оставшееся на поле боя.
А потом Невесского и вовсе комиссовали по зрению – и он ещё до окончания войны, к великой радости матери, вернулся домой.
https://iremember.ru/memoirs/pekhotints … kolaevich/

2022г.

0

5

Судьба Елены Федотовны Прямовой, в девичестве Ганзей, похожа на многие судьбы принудительно угнанных на рабский труд в Германимю в годы Великой Отечественной Войны. Рабочие из СССР носили нашивки OST – ВОСТОК, поэтому их и называли Остар-байтарами, или восточными рабочими.
  В 2009 году мне удалось записать живое свидетельство Елены Федотовны Прямовой о её мытарствах на чужбине.
  «Родилась 8 августа 1926 года в городке Новый Бук Николаевской области на Украине. В семье, кроме неё, воспитывались ещё пятеро детей: Миля, Дуся, Валя, Гриша и Ваня.
  Отец работал сторожем на бахче. Его призвали на фронт в начале войны, а уже в августе 1941 года фашисты вовсю хозяйничали в городе. Дом Ганзий заняли немецкие офицеры, и семье пришлось перейти в земляной погреб на огороде. Там до 1942 года и жили. Немцы заставляли работать в колхозе, как и до войны, но не обижали. Только однажды Лену на улице пытался остановить немецкий патруль. Девушка возвращалась домой от подруги, в красном крепдешиновом платье, и только прошла патруль, как вдруг услышала за своей спиной окрик: «Коммунистка! Стой!». Она ослушалась приказа. Её спасло то, что она, убегая, затаилась в одном из закоулков деревянных строений городка. Еле живая от страха, добралась до своего погреба на огороде. Уже потом Лена поняла, красный цвет платья стал вызовом для немцев, напомнив им красный флаг русских.
  Был ещё один особый случай. Не так далеко от их дома находилась немецкая жандармерия. В неё приходили местные жители, сотрудничавшие с немцами. На площади Лена увидела, как один мужчина приподнял лежащий на земле камень и что-то подложил под него. Когда он ушёл, девушка не смогла преодолеть своего любопытства, быстро подбежала, оглянулась по сторонам – никого нет, и приподняла камень. Под ним лежала свернутая бумажка. Она принесла её матери. Как оказалось, это был список имён известных в городе коммунистов. Мать разорвала бумажку и всё упрекала Лену: « Что ты сделала, безрассудная, а если тебя увидели? Что с тобой и с нами было бы, страшно подумать!» Так Лена своим рискованным поступком стала спасительницей жизней многих людей.
   В 1942 году немцам понадобилось строить железную тайную дорогу. Около тысячи человек пешим ходом немцы погнали в другой район, за шестьдесят километров от дома. Строили железную дорогу целый месяц. Там, в наспех сколоченных бараках, продуваемых насквозь, и жили, холодно, голодно, приходя только переночевать после тяжелых работ.
  В один день, прямо с работы, немцы конвоировали рабочую молодежь на Новобугский железнодорожный вокзал. Родителям было приказано принести одежду. Вот что рассказала Елена Федотовна: «Мама передала мне узелок с платьишками и нательным бельём. После нас пригнали в сарай в километре от вокзала и закрыли. Сидим, шепчемся: «Страшно как. Сейчас немцы обольют сарай керосином, и все мы тут сгорим!» Но Бог миловал. Утром на железнодорожном вокзале погрузили в вагоны для скота, с набросанной на пол соломой, и повезли в Германию на работу. Ехали в одних вагонах и парни, и девушки вместе, в темноте, в нечистотах, не выходя из вагонов, до самого Кракова. На больших остановках давали похлебку, хлеб и воду. Как привезли, отправили всех нас в баню, там осмотрели, кто больной, кто заразный. Здоровых – отделили. После дезинфекции и медицинского осмотра отправили нас в специальный лагерь, где распределяли на работу. Держалась вместе с Элей - подругой детства.
https://i.imgur.com/5iI9aVHm.jpg

   Из Кракова нас перегнали в Гдыню. Здесь на бирже труда рабочей силы уже второй день сидим. Две женщины солидные подошли, рассматривают: «Какие вы маленькие, худые, как скелеты». – Погладили по голове. – «Откуда вы?» – «Нас с родины увезли». Приходит мужчина, приказал нам с подругой: «Вставайте. За мной идите». Привёл на пристань. Посадил на корабль. Плыли по реке Висла и далее к Данцигу по Балтийскому морю. Ни слова с нами за весь путь не сказал. Привёз в концлагерь с военнопленными, загороженный проволокой. Что ждёт здесь – не знали.
  Меня взяли помощницей по кухне в лагерную столовую – кормить узников. Повар и две девушки, как помню, были из Черниговской области. А я и ещё одна напарница мыли огромные котлы, чистили овощи, убирали столовую. Работали с раннего утра до позднего вечера. Жили здесь же, при кухне. Кормили пленных один раз в день похлёбкой из капусты, картофельных очистков, брюквы, моркови. Иногда ставили на раздачу меня. Был строгий порядок: наливать похлебку по норме, а что сверх оставалось в котлах – отдавали поросятам. Трудно было отказывать, когда наши солдаты просили добавки.
   Однажды не выдержала слез умоляющего пожилого солдата: «Дочка, прошу тебя, подложи, умираю!» Подложила – повар увидел, подошёл, обругал и половником ударил меня. В подсобке лежали продукты для немецких офицеров. У них была своя кухня. Каких только деликатесов там ни хранилось: балыки, колбасы, сыры, сало, шоколад, виски. Но нам ничего не доставалось.
   Немцы, которые вместе с нами работали, нас не обижали. Даже, помню, в мой день рождения, 8 августа 1944 года, немка Инга пришла к нам в комнату, накрыла богатый стол. Принесла пирожное, лимонад, конфеты, колбасу и какой-то подарок.
   30 марта 1945 года начали бомбить нашу столовую и разрушили ее. Мы сначала прятались в подсобке столовой от бомбардировок, потом в подвале – в холодильной камере, где хранили продукты. Во время одной из бомбёжек на моих глазах убило напарницу Галю. А я осталась жива. Выбежала на улицу, темно было, встретила свою подругу Елену. Мы решили, что спрячемся в котельной. Только спрятались - обвалился потолок в котельной, одну работницу придавило. Мы выскочили во двор котельной. Повсюду строчили из автоматов. Вот в это время меня и ранило в левое бедро. Сгоряча я не почувствовала, а потом стало больно, и поднялась температура. Взмолилась Богу и всем ангелам хранителям, лишь бы выжить!
   Во дворе котельной прятались русские солдаты. Они просили меня: «Не стони, немцы услышат». Утром меня отвезли в советский госпиталь. Лежала без сознания. В госпитале обработали рану, извлекли осколок. В каком именно госпитале я лежала, не помню, но пролежала весь апрель. Прошла проверку наших спецслужб. Как добиралась домой без документов, без денег!? Люди добрые помогали, солдаты. Целый месяц ехала на крышах, висела на подножках товарников. Добралась до дома разутая, раздетая.
  Мама вскоре умерла, а отец, когда пришёл с войны – женился. С мачехой не уживались. В 1948 году приехала в деревню Калинино Петушинского района к родному брату – Ивану Федотовичу Ганзий, который после плена жил на поселении.
   Здесь, в деревне Калинино, нашла я свою судьбу. Вышла замуж за инвалида-фронтовика Александра Фёдоровича Прямова. Родилось у нас двое детей: дочь Вера и сын Вячеслав.
  В 1960 году переехали в поселок Петушки. Александр Фёдорович устроился инспектором райсобеса, а я начала работать на заводе силикатного кирпича».
    С подругой Элей по Данцингскому концлагерю Елена Федотовна переписывалась до 2010 года. И когда приезжала семьей в гости, в Новый Буг, к отцу, пока он был жив, и к родным сёстрам Миле и Дусе, то всегда навещала подругу.
   Несмотря на пережитые испытания, обе они прожили долгую жизнь: Эля – 83 года, а Елена – 85,5 лет. Елены Федотовны Прямовой не стало 10 апреля 2012 года. Всегда сдержанная, стойкая во всех лишениях, Елена Федотовна желала всем сердцем только одного, чтобы дети, молодёжь никогда не познали того, что пришлось испытать им, попавшим в неволю к врагам.

О.П. ШУВАЕВА.

  НЮРНБЕРГСКИЙ МЕЖДУНАРОДНЫЙ ВОЕННЫЙ ТРИБУНАЛ, ПРОЦЕССЫ КОТОРОГО ДЛИЛИСЬ С 20 НОЯБРЯ 1945 ГОДА ПО 1 ОКТЯБРЯ 1946 ГОДА, ПРИЗНАЛ РАБСКИЙ ТРУД ПРЕСТУПЛЕНИЕМ ПРОТИВ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА

0

6

Нина Михайловна Алексеева родом из Ульяновского района Калужский области. «У нас были самые страшные бои- передовая 11 месяцев. Когда немцы начали отступать, то нас забрали с собой…»
   Нина 1940 года рождения, на момент плена ей было всего два года, рассказывает всё это со слов матери. В плен угнали и сестру мамы с детьми, но они были постарше. До станции Сухиничи пленников везли лошадями, на полках, тяжелогруженых подводах. А там погрузили в эшелоны и увезли в Германию в город Фульда, в концентрационный лагерь.
  Детям нельзя было находиться в лагере, они считались напрасной тратой ресурсов, лишним ртом, отвлекающим рабскую трудовую силу от основной задачи – работы на новых «хозяев», поэтому их прятали. Все взрослые работали у бауэров: утром подходила машина, забирала их на работы.
   По рассказам мамы Нины, сначала «хозяева» были очень добрыми, даже давали с собой еды, когда рабочие вновь возвращались в лагерь. Это считалось неслыханной удачей. В немецком лагере Нина с мамой находились до начала 1945 г.
  Нина помнит, как их освобождали советские войска. Счастье было неимоверное! Все плакали, обнимались. Её, ребёнка, солдаты подбрасывали вверх и кричали «Ура!»
  Тогда казалось, что все беды позади, но самое трудное было – послевоенное время. А может, Нина уже стала достаточно взрослой, чтоб всё это помнить. «Когда мы вернулись на Родину, там всё было разрушено, ни одного живого места не было. Одни трупы…»
   Папа Нины -Кириков Михаил Михайлович, 1905 года рождения, воевал с первого дня войны. Последнее его письмо было из-под Курска, где были очень жестокие, страшные бои. Он считается пропавшим без вести. Много позже семья пыталась разыскивать какие-нибудь сведения о нём, Нине даже назначили пенсию по утрате кормильца, но позже эти данные не подтвердились.
  Мама Нины, Кирикова Анна Иосифовна, 1906 года рождения, замуж больше не вышла, умерла в возрасте 74 лет.
   После окончания семилетки Нина поступила в техникум. Получив специальность «Техник-технолог мясо-молочной промышленности», попала по распределению в Белоруссию, на завод, работала старшим мастером.
   26 апреля 1986 году случилась авария на Чернобыльской АЭС и Нина Михайловна вернулась в Россию, работала на Петушинском молочном заводе, а супруг - художником в Заречном лесокомбинате.
  Сейчас Нина Михайловна Алексеева живёт в Петушках вместе с дочерью Натальей.
https://i.imgur.com/AA9z7Inm.jpg

  Нина Михайловна очень любит цветы. Перед домом цветут лиловые, фиолетовые, белоснежные, сиреневые гиацинты. Целое море цветов! А на 9 Мая всегда распускаются тюльпаны - настоящие цветы Победы!
Наталья Гусева, 2022г.

P.s. Увы, и сейчас наши ребята попадают в плен…
https://dzen.ru/a/ZGZXy-f_WEyPeZov

0

7

Пётр Григорьевич родился в селе Соколец Винницкой области, в окрестности реки Южный Буг. В семье Григория Сидоровича и Елены Митрофановны Хижинских было восемь детей. Пётр родился пятым.
  Семья была зажиточная, отец – столяр, краснодеревщик. До революции у Хижинских было три больших дома. После раскулачивания семья вынуждена была переселиться в самый захудалый из них, а в оставшихся двух власти потом разместили аптеку и больницу. Любопытно, что на Украине сейчас действует закон, по которому можно вернуть отобранное советской властью имущество. Петру Григорьевичу и ещё двум наследникам рода власти вернули дом, где располагалась аптека, земельный участок. Там-то Пётр Григорьевич и проживает, когда приезжает на малую родину.
    Война застала Петра Хижинского в Одессе, где он вместе с братом учился в фельдшерско-акушерской школе. 22 июля немцы уже бомбили Одессу. Эвакуироваться не удалось. С горем пополам братья Хижинские вернулись домой. А через неделю и тут уже хозяйничали немцы. Жилось в оккупации несладко: немцы заставляли работать в колхозе, но самое страшное было впереди.
   В ноябре 1942-го начались облавы, молодёжь угоняли в Германию. Брату удалось спрятаться, а Петру не повезло. Три дня пути в «телячьих» вагонах – и Дармштадт, работа на химическом производстве, где выпускали соду, медицинские препараты, плексиглас для кабин самолётов.
  В 1943 году немцы перебросили рабочих на восстановление разрушенного завода на Рейне, и здесь выживать стало ещё труднее: приходилось работать под землёй, ниже уровня воды, вытаскивая грунт их шахты водонапорной башни. От непосильной работы и крайне скудной пищи ребята едва стояли на ногах. Однажды взбунтовались: надерзили начальству, устроили забастовку. В результате – гестапо, а затем штрафной лагерь на цементном заводе.
   Здесь дольше двух недель на просейке цемента не выдерживал никто. Петру повезло – его поставили бетонщиком - продержался три месяца. Затем был другой лагерь и рытьё траншей, и снова побег и перевод.
  Сколько их было в его «немецкой» биографии, всех и не упомнишь. Зато хорошо сохранились в памяти детали: запах рождественского гуся, которого жарили немцы, не подозревая, что на чердаке прячутся умирающие от голода беглецы; глубокий снег, по которому, практически босые, пробирались до соседней деревни; ночевка в сарае; лай собак, возвращение в лагерь, номер 33 (Кстати, этот номер нашего Владимирского региона..), который заменял пленному имя…
  И наконец, свобода! Победа! Но и она, как выяснилось, не стала для Петра Григорьевича избавлением, ведь после неё были уже наши лагеря и «клеймо» плена. Выжить, продержаться все эти годы помогало жизнелюбие, стойкость, а ещё – желание ещё раз вернуться в родные места, увидеть маму, встретиться с семьёй. Прошёл все допросы, обвинения, проверки, «искупил кровью» - война растянулась для него на долгих десять лет.
  Казалось бы, плен и фронт должны были разбить вдребезги все мечты и надежды, но для Петра Хижинского всё только начиналось. В 31 год он поступил на биолого-почвенный факультет МГУ. Пройти экзамены было сложно: в диктантах по русскому языку делал по сорок ошибок. Что поделать – в украинском языке как слышится, так и пишется. Но упорства Петру было не занимать.
   В студенческие годы сложилась его собственная семья. Валентина Петровна была моложе на девять лет, умница, красавица, из очень хорошей семьи. Её отец, Пётр Петрович Семин, был первым секретарём райкома партии в Рязани, имел два высших образования. Бабушка, Полина Коновна, работала главным бухгалтером, что по тем временам было очень престижно. Дочь Петра Григорьевича Анна рассказывает, как любила в детстве на каникулах ездить к бабушке с дедушкой в Рязань. Это была очень интеллигентная семья, дом – полная чаша, старинная красивая мебель…
  Сестра Валентины Людмила Петровна Левина позднее переехала в Петушинский район, заведовала Покровской больницей, была врачом-терапевтом. Её многие знают. После окончания МГУ супруги по распределению попали в Красноярск, где в 1959 году родилась старшая дочь Татьяна, позднее – в посёлок Битцу, немного южнее Москвы, откуда весь состав научного института был переведён для работы в ВНИИВВиМ.
  Уже здесь, в Покрове, родилась вторая дочь, Анна. Пётр Григорьевич связал свою жизнь с научной деятельностью, заведовал лабораторией, очень любил командировки, объездил всю Среднюю Азию и Закавказье. Много исследований посвятил катаральной лихорадке парнокопытных, изучал клещей, есть у него научные открытия, публикации в научных изданиях.
https://i.imgur.com/MHeK1BXm.jpg

   Его эстафету любви к биологии, химии, всему живому подхватили дети, внуки. Дочь Татьяна – кандидат биологических наук. Её супруг, Мишин Александр Михайлович, закончил Московскую государственную академию ветеринарной медицины и биотехнологии им К. И. Скрябина, кандидат наук, участник ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС. Трудится в лаборатории научного центра им. Н. Ф. Гамалеи, где была разработана вакцина «Спутник V».
   У Петра Григорьевича два внука: Пётр Мишин по образованию провизор, закончил Орехово-Зуевское медучилище, Пятигорскую фармацевтическую академию, МПГУ, работает в Министерстве труда ведущим специалистом. Станислав Роткин – военный врач. После обучения в Ивановской медицинской академии уехал в Хабаровский край, работает заведующим терапевтическим отделением военно-морского госпиталя.
  Из двух внучек старшая, Полина Мишина, учится в Тимирязевской академии, младшая – София Хижинская перешла в 8 класс, любимица дедушки.
   Большая, дружная, интеллигентная семья, в которой очень любят своего папу, деда.
Наталья ГУСЕВА, 2021г.

0


Вы здесь » Форум города ПЕТУШКИ » О городе Петушки » Рассказы земляков. В плену